Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского
ОСНОВАН В 1909 ГОДУ
  • ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ
наверх

12–13 октября в Саратовском университете в рамках федерального проекта «У нас есть такие приборы», реализуемого при поддержке Минобрнауки России, прошёл онлайн-интенсив по научной журналистике и медиа «Код доступа». Ведущим спикером стал Алексей Паевский – химик, научный журналист, редактор портала «Нейроновости» и популяризатор науки.

Паевский относится к тем журналистам, которые одинаково уверенно чувствуют себя в лаборатории, конференц-зале и офисе, легко перескакивая с археологии на нейробиологию. В самолётах он перечитывает фэнтези – от Макса Фрая до Вадима Панова, а во время отдыха выбирает «умные» сериалы: «Доктор Хаус», «Шерлок», «Элементарно». «Синдром самозванца? Нормально, у всех бывает, – улыбается он. – Особенно когда растёшь и тебя зовут на конференции с докладами». В Саратове Паевский не только прочитал лекции участникам интенсива, но и пообщался со своими коллегами из Управления медиакоммуникаций СГУ. Мы записали этот разговор – о профессии, о мозге, о TikTok и о том, почему забывать иногда очень полезно.

Профессия как ремесло

 

– Если «код доступа» к профессии сформулировать в двух-трёх тезисах – что главное в научной журналистике?
– Во-первых, это ремесло, которому учатся на практике у мастера. Во-вторых, это бесконечное образование: в научной журналистике ты всю жизнь доучиваешься, и это нормально. Наверное, гуманитарию на старте будет труднее разобраться в естественно-научных темах, но точно не скучно – спать будет некогда. Ремесло научного журналиста часто перетекает в соседние «поляны»: научком, пресс-служба, публичные лекции. Нехватка людей везде, а задач много. Я летаю по стране постоянно, но параллельно веду и свои проекты: бросать нельзя, раз уж начал.

– В чём разница между популяризацией и популизмом?
– В том, что первично в сложном слове «научпоп». Если на первое место ставится научность – смысл того, что делаете, а дальше думаете над форматом, упаковываете, это популяризация. Если же первична «упаковка», а что именно вы популяризируете – вторично, это популизм.

– Как Вы отбираете темы, которые станут интересны аудитории?
– Единственный фильтр: мне самому интересно/не интересно. Наука интересна практически вся. Мой алгоритм такой: сначала разбираюсь в исследовании при помощи комментария учёных, статьи, релиза. Пока сам себе не объясню, «что сделали – что получили – что из этого следует», не пишу. Когда понял – текст уже, по сути, в голове сложился, осталось аккуратно свериться с цифрами и оформить.

– Что делать научному журналисту, который через полгода не вспомнит о том, что он писал?
– Я тоже забываю и иногда удивляюсь собственным старым текстам: «Ничего себе, это я писал? Не знал эти факты!» Это нормальная цена широкого охвата тем. И такой синдром самозванца нормален, хуже – когда ты поймал «звёздную болезнь» и начинаешь «вещать с трибуны» и даже поучать со страниц своих блогов исследователей. И такие примеры, увы, есть.

Формы популяризации и новые площадки


– Можно ли популяризировать науку в TikTok?
– Конечно! Есть каналы с огромной аудиторией. Если сделать интересные минутные видео. Простой пример – наш «Виртуальный музей химии», где мы публикуем короткие «вертикалки» от сотрудника ИОНХ РАН им. Н.С. Курнакова Дмитрия Ямбулатова. В минутных видео он показывает, с чем химик сталкивается ежедневно: как в быту тянет капилляр на горелке, делает ампулу, кристаллизует вещество, показывает чистый йод. Это простая «реальность лаборатории», и у таких видео сотни тысяч и миллионы просмотров.

– Работают ли сериалы «носителями» знаний?
– «Доктор Хаус», «Элементарно», «Шерлок», «Менталист», «Хастл», «Кости» – с условностями жанра, конечно. Парадоксально, но даже «След» – при всех художественных грехах – для популяризации некоторых базовых знаний (химия, физиология) и особенно для борьбы с псевдонаучными концепциями – работает.

– Когда пишете собственные материалы, какую цель ставите – просвещать, влюблять в науку, тренировать критическое мышление?
– Честно: пишу, потому что нравится писать и рассказывать. В зависимости от площадки меняется задача: в «Российских древностях» – максимально полно и достоверно описать памятник, дать исторический контекст и разные точки зрения разных исследователей, передать научную дискуссию,  а если моя компетенция позволяет – аргументированно склониться к одной из точек зрения, не забывая, что я могу ошибиться и что результаты новых изысканий могут сильно изменить расстановку сил. В научных новостях – понять, что сделано, и рассказать доступно.

Наука, экскурсии и образ учёного


– Вы ведёте «научные экскурсии». Если бы пришлось проводить экскурсию в Саратове, где бы она проходила?
– Да, это направление «научпоп-туризма» в рамках Десятилетия науки и технологий: институты, обсерватории, лаборатории. Я регулярно вожу экскурсии в нашем ФИЦ проблем химической физики и медицинской химии РАН в Черноголовке, друзьям всегда показываю любимый древний Великий Новгород или Псков. Саратов для «Российских древностей» – слишком юный город (хотя это не значит, что он неинтересен для меня, неинтересных городов вообще нет). Я бы закопался в вашем Укеке, предварительно изучив его историю. Вообще в Поволжье не очень много древностей, из того, что сохранилось на поверхности. Наверное, Сызранский кремль, Астраханский кремль, несколько других памятников, интересный Хошеутовский хурул, Казань-Свияжск-Болгар...

– Как Вы думаете, с начала 2000-х образ учёного изменился?
– Да. Сейчас многое делается для того, чтобы образ учёного изменился, и не только в научной журналистике. Раньше в публичном поле был распространён образ «странных бородатых профессоров». Такой стереотип сложился в конце XIX века, когда появились фотоаппараты и тиражировались портреты профессоров, хотя открытия чаще делала молодёжь. Сейчас фокус общественного мнения сместился на молодых учёных: проекты вроде «Наука в лицах», ежегодный Конгресс молодых учёных. Поэтому учёный в массовом сознании сейчас – это и молодой специалист.

Личные мотивы и читательские привычки


– У вас большой разброс тем – от археологии до нейронаук. Что общее между мозгом и древностями?
– Общий знаменатель – личный интерес. В детстве хотел быть то гидробиологом, то астрономом, то археологом, окончил химический факультет. В научной журналистике есть несколько направлений, где мои знания уже на достаточно высоком уровне: химия, археология, история и теория древнерусского искусства, история древнерусской архитектуры, нейробиология. И не только пересказывать, но и думать про задачи науки – иногда мои «осколки знаний» реально пригождаются специалистам.

– Семья повлияла на ваш интерес к науке?
– Напрямую нет, хотя мой интерес к знаниям всегда поощряли. И повлиял двоюродный дядя-микробилог, который жил в Москве (я – одессит). Но дома были дореволюционные книги – например, половина всех томов «Брокгауза и Ефрона», плюс дедушка собирал журналы «Техника – молодёжи». Сам я писал с третьего класса – по сути, фанфики по «Алисе» Кира Булычева.

– Есть ли в нашей стране хороший детско-юношеский научпоп?
– У нас есть классный контент для дошкольников: «Смешарики. Пин-код», «Фиксики». Научпоп для студентов и взрослых неплох. А вот «середина» (школьное звено) недоработана – сюда бы вложиться, а ещё – в школьных учителей, чтобы у них были условия работать без лишней отчётности и с нормальной оплатой.

Наука о мозге и здоровье


– Почему мы так медленно продвигаемся в понимании мозга? В приборах дело?
– Не только. Есть жёсткие этические и методические ограничения. Долгое время доминировала «нейронная доктрина»: мозг = нейроны + синапсы. Сейчас ясно, что картина сильно сложнее: астроциты, микроглия, олигодендроциты тоже вносят вклад; есть внесинаптические влияния через астроциты; динамика постоянно нестационарна. Старые модели оказались слишком упрощёнными.

– Что делать «обывателю» для мозга каждый день?
– Спать, ходить пешком (желательно новыми маршрутами – это и физнагрузка, и когнитивка), читать, играть на музыкальных инструментах в интеллектуальные игры, писать ежедневно от руки. Умеренная физическая активность – must have.

– С чего начинать изучение нейронаук? Есть «базовый» учебник на русском?
– Идеального «одного» нет. На русском – «Нейроны и мозг» (переводная классика, но оригинал написан слишком давно), хороший переводной учебник «Мозг и поведение. Введение» Колба и Уишоу. На английском – Eric Kandel «Principles of Neural Science», «Neuroscience» Dale Purves,  Liqun Luo «Principles of Neurobiology». По глие можно почитать труды Алексея Верхратского и его соавторов. Чтобы сложилось представление, полезно прочитать все шесть книг, ибо каждая из указанных грешит лакунами. Если хочется разобраться всерьёз – английский язык обязателен.

– Телемедицина – это хайп или польза?
– И то, и другое. Как бизнес – бывает хайпово, но телемедицина может реально спасать жизни: классический кейс – удалённая интерпретация ЭКГ/снимков, быстрая маршрутизация пациента. При этом «второе мнение» часто критично – нередки случаи, когда гипс ставят зря, а грамотный специалист говорит: «Снимайте, нужна эластичная повязка». Не идеализируйте, но используйте здраво.

Люди, разговоры и впечатления


– С кем интереснее разговаривать – с учёными, коллегами, студентами?
– С умными. Формальные «градации» по возрасту или статусу не работают. Я всегда скучаю по умному разговору. Умный разговор – это когда не скучно хоть на интервью, хоть за кофе, хоть на свидании.

– Какое впечатление у Вас оставил Саратов?
– В России нет плохих городов. И многое зависит от людей. Мне было не скучно! На удивление, были неглупые вопросы на «Коде доступа». Я не ожидал их от студентов. И лаборатории СГУ впечатляют.

Беседовали Альфия Тимошенко и Лариса Суворова, текст Альфии Тимошенко, фото Дмитрия Ковшова

15 октября, 2025