Skip to main content Skip to search

Саратовский профессор имеет одну запись в трудовой книжке

30.04.2015
Рубрика: 
Интервью
Источник: 
газета «МК-Саратов»

29 апреля исполняется 75 лет научному руководителю Института филологии и журналистики СГУ, доктору филологических наук и заслуженному деятелю наук РФ Валерию ПРОЗОРОВУ.

— Валерий Владимирович, какой возраст вы в себе ощущаете?

— Пятьдесят. 75 — это цифра, которая, как мне представляется, не имеет со мной ничего общего.

— Валерий Владимирович, будь у вас возможность хотя бы на день обзавестись неким сверхъестественным талантом, какой бы избрали?

— Способность раздвигать время. Времени сильно не хватает, и этот дар бы пригодился. Потому что хочется успеть очень многое.

— И всё же, что такое для вас сумма прожитых лет — интеллектуальный, эмоциональный опыт?

— Некоторое время назад лично для себя определил жизнь как сплав впечатлений. Мы живём не годами, месяцами или неделями, а тем, что в нас отразилось, что в нас укоренилось. Впечатления, которыми мы напитались, — вот что важно. И в этом смысле я рад, что впечатлений — радостных и горьких, значимых, волнующих, глубоко личных — я накопил много.

— Предлагаю начать своеобразное путешествие по впечатлениям. Начнём с… а давайте начнём с Великой Победы. Вы ведь её помните?

— Конечно! Взрослый уже считай — целых пять лет. Мы жили тогда в Баку, в Вороньей слободке — многоквартирном коммунальном доме. Внизу располагался летний кинотеатр, и можно было бесплатно смотреть кино. Одно и то же на протяжении недель.

В тот день, когда Баку праздновал Победу, мама снабдила меня белой панамкой, потому что жара стояла сильная. Мы вышли на улицу, и нам открылся запруженный людьми солнечный город. Сплошной поток из радостных воодушевлённых людей. И звучало, передавалось из уст в уста это слово «Победа» и ещё слова о том, что в городе сам КАЛИНИН. Какой­то военный взял меня на руки, приподнял над толпой, и я во всю мощь своих лёгких крикнул это же слово — «Победа!»

Мама утверждала, что именно в то мгновение и прорезался мой бас. Военный прикрепил к моей панамке красноармейскую звёздочку — предмет огромной моей гордости.

Людская река бурлила и кипела. И мне, мальчишке, подсознательно передалось чувство сопричастности к чему­то грандиозному и великому.

Можно было бы добавить ещё какие­то детали, ставшие известными мне позже — от взрослых. Но это была бы уже не точная реконструкция моего тогдашнего, детского восприятия необыкновенного дня. Это было бы уже взрослое, зрелое фантазирование на темы события, а вот в сухом остатке — именно то, о чём рассказал сейчас.

Вообще память престранная вещь. Мне долгое время представлялось, что я помнил, как папа уходил на фронт — зимой 1941­го. Было много снега, огромная редкость для Тбилиси, где мы тогда жили, почти чудо. Вокруг меня прыгала огромная собака, и папа удалялся от нас через двор, а я стоял, прижавшись носом к стеклу. По всем законам логики и здравого смысла я не мог запомнить подобной картинки в год с небольшим. Но мама впоследствии подтвердила, что да, и большой снег, и большая собака, и — самое главное — проводы папы проходили именно так.

— А каким­нибудь ярчайшим впечатлением юности поделитесь?

— Пятый корпус СГУ, август. Мы, стайка медалистов, стоим и оглядываем друг друга. Экзаменов для нас нет, ожидается лишь собеседование. Чувства, испытываемые нами, довольно сложные… И вот я в аудитории, где на меня смотрят множество университетских преподавателей. Среди них, как я узнал позже, была и тогдашний декан факультета Светлана Александровна БАХ, и даже ректор Роман Викторович МЕРЦЛИН. И вдруг среди всех этих разнообразных лиц я встречаю одно, совершенно необыкновенное. Вообразите: лохматая голова, взгляд из­под круглых очков. И взгляд этот исполнен такого нескрываемого любопытства, такого заразительного озорства, такой живой заинтересованности именно во мне, что я вдруг мгновенно почувствовал, что пришёл как раз к этому человеку.

Человек этот поинтересовался, кто мой любимый поэт, и когда услышал в ответ «ТЮТЧЕВ», на его лице отразилось восторженное изумление. И он начал подбрасывать строчки из Тютчева. Он начинал поэтическую цитату, а я завершал. Такая своеобразная игра завязалась между нами, но так как «играл» я во время прослушивания в университет, не могу сказать, что мне было так уж легко. Но когда этот человек радостно и вдохновляюще сказал мне: «Вы свободны!», я вышел из аудитории, исполненный истинной свободы. Это чувство было таким радостным, что его невозможно забыть.

— И кто же оказался владельцем кудрявой шевелюры, круглых очков и любознательного взгляда?

— Мой будущий учитель, любимейший ученик профессора СКАФТЫМОВА, истинный гений общения и уникальный университетский учёный­педагог Евграф Иванович ПОКУСАЕВ. Я убеждён, многим из того, что я освоил в своей профессии, чему научился, я обязан именно ему.

Покусаевские лекции даже не театр одного актёра. Он погружал аудиторию в то, о чём повествовал. Начиналось странствие по ВРЕМЕНИ.

— Кто в большей степени причастен к формированию вашей личности — родители, университетские учителя?

— Все. И родители, и мои дорогие педагоги, и ученики. Ученики, поверьте, воздействуют и обучают тебя не меньше, чем учителя. И конечно, я благодарен судьбе за то, что имел возможность общаться в среде ленинградской университетской профессуры. Несколько лет, включивших в себя ленинградский опыт, — бесценны.

— Валерий Владимирович, вы занимаетесь искусством слова, а значит, являетесь специалистом по правилам русского языка. Русский язык есть сложный комплекс правил. Жизнь базируется на правилах. А в какой сфере жизнедеятельности, по­вашему, правила вообще не нужны и будут скорее в минус, чем в плюс?

— Всё, что мы знаем о жизни, относится к тому, что мы не знаем о ней, примерно в том же соотношении, как точка — к бесконечности. Жизнь протекает по правилам тогда и там, где мы можем позволить себе править. А какие правила могут быть у любви?! У веры?! У надежды?!

— А нарушение правил может олицетворять некое открытие чего­то нового?

— Конечно! Пушкинская дерзость на фоне спокойного классицизма тогдашней поэзии явно олицетворяла собой нарушение правил.

— Какие герои или, если угодно, архетипы русской литературной классики могли бы олицетворять тип востребованных ныне героев на ниве российской жизни?

— О, боюсь, что таких героев просто не придумано. (Улыбается. — С.М.)

— Полагаете, что все персонажи, в том числе и любимого вами ГОГОЛЯ, отдыхают на фоне «героев нашего времени»?

— Я вам вместо ответа процитирую объявление, не так давно попавшееся мне на глаза: «Продаётся особняк в районе Руб­лёвки. Многоярусный, с гаражами и акрами земли. С соответствующей внутренней обстановкой и — внимание — респектабельными соседями».

— Интересно, а что значит респектабельный человек в понимании авторов такого объявления?

— Ну, здесь границы понимания, полагаю, сильно раздвигаются, но одно я понимаю точно и определённо: респектабельным человеком по меркам сегодняшнего дня я не являюсь. И слава богу. Но… всё в мире относительно. И русский язык это очень тонко чувствует и отражает. По­моему, только в русском языке существуют такие понятия, как частный капитал и честный капитал. Созвучие по звучанию, но сколь разнится смысл.

— Встречалось ли вам в литературе афористическое толкование плохого и хорошего человека, поразившее вас своей точностью и глубиной?

— В дневниках ТОЛСТОГО. Причём не известно, самому ли Льву Николаевичу принадлежит эта мысль или он процитировал её: «Хороший человек живёт своим умом и чужими чувствами, а плохой человек, напротив, чужим умом и своими чувствами». Вчитайтесь внимательно и поразитесь глубине.

— Это и впрямь невероятная мысль! Хороший человек, стало быть, использует собственный интеллект для улучшения жизни других людей — ведь он живёт чужими эмоциями, а плохой — с точностью до наоборот, использует, быть может, даже эксплуатирует мозг, интеллект, потенциал других, чтобы ублажить собственные эмоции… Гениально! И как просто!

— Всё гениальное просто. У выдающегося философа ХАЙДЕГГЕРА есть такая мысль: простота упорхнула.

— Всего лишь два слова, а какой смысл! Скажите, Валерий Владимирович, а как вы относитесь к множащейся в нашей действительности тенденции всё и вся высмеивать?

— Склонен согласиться с бытующим мнением, что всевластие иронии имеет эффект коррозии. Страсть к высмеиванию всего и вся, укоренившаяся и в театре, и в современной литературе, и в журналистике, — практически без использования табу на смех играет в нашей жизни всё более удручающую роль.

— С помощью чего можно объяснить и прокомментировать практически любое явление в нашей жизни?

— С помощью басни. Я веду блог на сайте доверенных лиц президента и однажды попробовал поразмышлять о некоторых событиях в современном мире, о тенденциях передела мира с помощью басни «Волк и ягнёнок». Очень точно всё укладывается в этот формат и сюжет. Перечитайте КРЫЛОВА — у него есть ВСЁ.

— Словосочетание «я веду блог» звучит просто замечательно из уст юбиляра, скажите, а как вы освоили новые компьютерные технологии? Без проблем?

— Ну, сказать, что это было без проблем — значило откровенно солгать. С компьютером я «на вы», компьютерные возможности — это захватывает и впечатляет. А вот мой внук Фёдор — год и девять месяцев от роду — с компьютером точно «на ты». Мама его развивает, и он уже делает для себя свои открытия. Нашёл клавишу, останавливающую кадр, запомнил её и очень радуется, когда собственные манипуляции исполняют его волю. У него есть любимый ролик с музыкой и огнями, и вот он уже научился управлять действиями маэстро и счастлив безмерно. Современные дети — явление удивительное. Когда Фёдор появляется у нас в доме, он всюду включает свет. Свет и музыка — вот его стихия. Ну а я… Я никакие кадры не останавливаю… вероятно, потому что хорошо знаю: есть такие кнопки, что нажмёшь и лишишься всей базы информации. Правда, где эти таинственные клавиши, я тоже не ведаю. (Улыбается. — С.М.)

— Просто не могу не поговорить с вами на темы прогресса — духовного и образовательного. Почему, на ваш взгляд, чем выше прогресс технологический, тем стремительнее падение духовное?

— Слово «прогресс» не самое лучшее. Оно… как бы это точнее? — давно под подозрением… Начиная ещё с ВОЗНЕСЕНСКОГО: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек».

Вообще утверждать, что в своём духовном продвижении мы обошли наших предков — довольно абсурдное занятие. Мы до сих пор черпаем и черпаем из знаний былых тысячелетий. Античность… Она разве не питает современные умы? А шедевры живописи Возрождения? Я вам больше скажу — мир странным образом «параллелится». У АРИСТОТЕЛЯ есть деление всей мировой литературы на несколько родов: эпос, лирика и драма. Так вот, вся эта триада существует, на мой взгляд, в нашей современной действительности в виде СМИ. Эпос — это газеты, легенды, хроника, всё это неотъемлемая часть эпоса. Лирика в современном обличье есть чаще всего радио, потому что информация, выражаемая через звук без картинки, неизбежно несёт с собой сильное эмоциональное переживание. Кроме всего прочего, лирика требует голосового воздействия, потому что «не тот голос», голос, неприятный для уха слушателя, может исказить самый лучший текст и, напротив, выразительный, интонационно насыщенный тембр вовлечёт слушателя в лирическую стихию сопереживания. Ну а драма — это, несомненно, телевидение, и часть этой драмы даже пресловутые рекламные паузы, заставляющие нас застывать на самом интересном месте.

— А интернет?

— А интернет и есть то универсальное явление, которое включает в себя все роды СМИ. И именно поэтому он так овладел сердцами и умами. В интернете можно найти и потерять Всё. Поэтому он и стал сетью, ловящей всех нас.

— Сколько записей в вашей трудовой книжке?

— Одна. 15 января 1966 года. С тех времён менялись только должности, которые занимал, но место работы — СГУ — неизменно. Так что мой нынешний юбилей ещё не самый главный. Вот пятьдесят лет работы в СГУ — это куда как более значимый юбилей, чем личный день рождения. Вспоминаю своих учителей и каждый раз радуюсь и поражаюсь — какое соцветие личностей! Какие преподаватели Божьей милостью. Интеллектуальное раблезианство Марии Нестеровны БОБРОВОЙ — разве его забудешь? А завораживающе напевный голос Галины Георгиевны ПОЛИЩУК?! А Раиса Азарьевна РЕЗНИК?! Она не просто преподавала античную литературу, она одаряла ею.

— Судя по интонациям, с которыми вы говорите обо всех этих людях, у вас могла бы получиться замечательная книга…

— Я думаю об этом. Но… Для реализации всех замыслов требуется научиться ещё и раздвигать время. (Улыбается. — С.М.) Так что не зря вы мне предложили пофантазировать насчёт волшебной способности.